Осторожно, писатели! [сборник] - Коллектив авторов

— Да просто не туда ездил парень, вот и всё, — иронично усмехнулся сосед Максимова по парте Червячков. — Вот ещё чего выдумал — в театр ездить! Да он бы ещё в музей сходил. Тоже мне мальчик‑мажор нашёлся. Эх, его‑то деньги да при наших возможностях, уж мы бы нашли места покруче да попонтовей, — мечтательно произнес он.

— И… что же вы тогда предлагаете? — растерянно спросила Маргарита Петровна, неприятно поражённая в самое сердце словами Червячкова.

— А давайте лучше «Яму» Куприна почитаем, — внезапно оживился Силантьев. — Моя сестра сейчас читает этот роман и все время говорит: «Вот где, оказывается, настоящая правда жизни, а то нам в школе всё время про Татьяну да про Наташу, любимых героинь, твердили, а на самом деле всё в жизни было по‑другому, а не так, как Толстой с Пушкиным описали».

— «Яму»? Куприна? — пролепетала вконец уничтоженная Маргарита Петровна.

— Да как вам не стыдно! — вдруг громко вскричала отличница Снегирева и осуждающе покачала головой. — Люди для нас старались! Ночей не спали! Все писали, писали, а вы, — и она негодующе взглянула на своих одноклассников.

— Скоро, скоро грянет буря, — произнёс гробовым голосом Червячков, и в это время за окнами послышался сначала резкий хлопок, потом сильный удар грома, а затем дверь в класс приоткрылась, и на пороге показался молодой человек с бакенбардами, во фраке, с чёрным цилиндром на голове. В правой руке он держал элегантную тросточку.

— Здрасьте, — сказал молодой человек, протиснувшись бочком в класс, и обратился к Маргарите Петровне: — Не опоздал?

— Нет, — растерянно прошептала она и подумала: «Что это? Розыгрыш? Но кто? Все же на месте».

— А я вот, так сказать, к вам, — ослепительно улыбнулся молодой человек и грациозно поклонился. — Чуть свет — уж на ногах! И я у ваших ног.

— Пушкин? Лермонтов? Гоголь? — в классе послышался оживлённый обмен репликами.

Молодой человек, не переставая улыбаться во все тридцать два зуба, вопросительно посмотрел на Маргариту Петровну.

— Как добрались? — наконец выдавила из себя она.

— Превосходно, — ещё шире улыбнулся молодой человек. — Дороги, правда, оставляют желать лучшего. Сами знаете, лужи, ямы…

— Да, да, — запинаясь, произнесла Маргарита Петровна, бросая беспомощный взгляд на притихший класс, — ям у нас хватает.

Воцарилась тишина. Ребята с интересом изучали незнакомца, который, в свою очередь, не сводил вопросительных глаз с Маргариты Петровны, словно чего‑то ожидая от неё.

— И… как надолго вы к нам? — нервничая, спросила Маргарита Петровна.

— Ещё не решил, — уклончиво ответил молодой человек и помахал в воздухе тросточкой.

— Вы… к родственникам или к друзьям?

— Иных уж нет, а те далече, — вздохнул молодой человек, выразительно закатив при этом глаза, а затем вернув их в прежнее положение, понизил голос и, приподняв правую бровь, произнёс: — По делу я. По делу.

«Ну что, что ему от меня надо?» — продолжала страдать Маргарита Петровна. В это время молодой человек сдвинул тросточкой цилиндр на затылок и неожиданно подмигнул ей. «Хлестаков!» — ахнула про себя Маргарита Петровна.

Они снова замолчали и принялись выжидающе смотреть друг на друга.

— Ну, я, пожалуй, пойду, — как‑то нерешительно произнёс молодой человек и попятился к двери. — Не буду вам мешать, друзья мои. Прошу вас, продолжайте и помните, что ученье — свет, а неученье — тьма.

— Во даёт! — восторженно прошептал Максимов.

Через некоторое время после ухода таинственного незнакомца раздался звонок, и ребята с криками бросились из класса на его поиски. Маргарита Петровна, всё ещё не придя в себя, направилась в учительскую. Стоя перед зеркалом и внимательно разглядывая своё лицо, она увидела, как в комнату стремительно вошла учительница мировой художественной культуры и, садясь за стол, сердито произнесла:

— Представляете, у меня урок в 8 классе едва не сорвался. Запланировала на сегодня тему «Дворянский быт начала 19 века» и ещё неделю назад договорилась с театральной студией, что они пришлют двух актёров в одежде пушкинских героев. Так вот, Татьяна пришла, а Онегин только под конец урока явился.

— На то он и Онегин, — глубокомысленно произнес физик.

«Шёл в комнату, попал в другую», — пронеслось в голове у Маргариты Петровны. В этот миг дверь приоткрылась, и в учительскую просунулась голова вездесущего Максимова.

— Светлана Васильевна, — сказал он, обращаясь к учительнице МХК, — там вас этот, Печорин ищет. Он у вас в кабинете эту, как её… Ну, в общем, панамку свою забыл.

Злата Линник, г. Санкт‑Петербург

Как я боролась с депрессией

— Депрессия, а ну, уходи! Вали, говорю тебе, по‑хорошему!

— Не‑а! Меня и здесь неплохо кормят.

— Ах, ты так! Тогда начинаю применять свои спецсредства. И не говори, что тебя не предупреждали. Для начала — мороженое — «крутышка» в шоколаде и с шариками из теста. Ну что, съела?

— Ум‑м, вкусно…

— Вкусно? Ладно, вот тебе ещё — кофе заварной с пирожным. И с сигаретой. Как себя чувствуешь?

— Неплохо вроде.

— Тогда попробуем музыку. Для начала рашен дискотек. Упорствуешь? Тогда вот тебе русский шансон. Не боись, это только начало, сейчас я ещё и танцевать буду! И не под шансон, а под самый тяжёлый металл. Ну что, страшно?

— Не‑а. Нашла чем пугать — танцами. Да тебе в глубине души волком выть охота; кому‑кому, а мне это без очков видать.

— М‑да, что бы такого забацать? Медитацию? Не, от такого и в самом деле депрессия размножаться начнёт не хуже мухи‑дрозофилы. А ты не радуйся, я в ночной клуб собралась. Алло, Ленка, ты сегодня что делаешь? Тогда пошли в клубешник. Ну, депрессия у меня. Говорят, эта пакость в клубной обстановке не выживает. Вот и проверим.

Итак, начинаем массированную борьбу с депрессией. По всем фронтам. Пиво «Балтика» — два литра для начала, сигареты «Гламур» — полпачки, щупальца кальмара вяленые — не считала, танцы — до упада. Драка… — нет, это не наш метод, я лучше глазки кому‑нибудь сострою, говорят, тоже помогает. Ого, меня заметили, на медляк идут приглашать! Ну всё, депрессия, пришли твои последние секунды. А в качестве контрольного выстрела — коктейль «Секс на пляже» с апельсиновым соком.

…Кайф — и никакой депрессии как не бывало! Вот это я понимаю, жизнь! А впереди ещё целый выходной!

— Эй, а сегодня что делать будем? Надеюсь, ты не собираешься бездарно проваляться целый день перед телевизором?

— Упс! Ты что же, не сдохла? Так нечестно!

— Не‑а! Не сдохла, а перевоспиталась. Теперь называй меня «жажда удовольствий». Так что мы сегодня делать будем? Может, закатимся в боулинг?

Владимир Макарченко, г. Липецк

Козий сыск

— Да! Агентство! Детективное! — Федя отчаянно кричал в трубку телефона, словно голос его должен был ещё и самостоятельно добраться до уха неизвестного абонента. — Можем! И это можем! Чего?! — Тут Федя на миг оторвал трубку от уха, прикрыл её ладонью и тихо, почти шёпотом обратился к директору: — Коза у неё… Паслась на верёвке… Теперь нету. Участковый её послал… Нет, не козу, а хозяйку… Вслед за козой. Просит помочь. Что делать?

— Скажи, что выезжаем, — порекомендовал директор и, вскочив из‑за стола, напялил на голову зелёную шляпу, в которой, очевидно, ещё его дедушка‑академик воплощал с Никитой Сергеевичем Хрущёвым замысел всеобщего окукурузивания Страны Советов.

— Выезжаем! — рявкнул в трубку Федя. А затем, снова прикрыв её ладонью, обратился к директору. — Когда будем?

— А где это? — последовал вопрос крупного специалиста по сыску… коз.

— В Берёзовке. Пригород, — поделился с ним Федя знанием географии родного края.

— Туда только трамвай от нас?

— Только.

— Скажи, что через полчаса будем, — вынес руководящее решение директор.

Стоя на трамвайной остановке второй десяток минут, Федя позволил себе неосторожное сомнение в заявлении директора.

— Скоро уже двадцать минут, как стоим. Да ещё езды с полчаса. Как бы кто заказ у нас не перехватил…

— Сыщик хренов! Заметил, что мы только здесь и стоим?! — Указывая на его место в строю, повысил тональность своего полубаритона явно заскучавший от ожидания директор. Отчего бы такое? Вон, на табличке указано, что перерыв пять‑семь минут. Сгоняй‑ка к тому киоску, поинтересуйся! Что‑то тут не так!

Федя рванул в указанную перстом директора сторону и начал добиваться диалога с киоскёршей, которая успела скрасить грусть безлюдия возлиянием согревающего душу напитка. Она долго не могла понять, чего от неё добиваются. Потом прервала поток сложных вопросов о периодичности движения трамваев, которые травмировали её нетрезвую душу, привычной фразой: